Массовое восстание, предшеству...

Будет вполне уместным и справедливым иметь в виду то обстоятельство, что массами, восставшими против неумелого управления усмановского режима, и выступившими на Медину в огромном количестве, руководила не спонтанная реакция и не неожиданная вспышка. Ранее их представители уже связывались с властями и прочими лицами, допущенными к управлению, передавая им свои требования. Но всякий раз их попытки не увенчивались успехом, и эти непрестанные провалы вынудили массы проявить свою ярость и привели их к развитию в себе мстительного бунтарского духа таким образом, что ситуация уже стала необратимой.

Многократно делегации из различных частей халифата приходили в Медину, и всякий раз – исполненные надежд и радужных ожиданий, жаждущими исполнения их требований и воплощения своих надежд. Но всякий раз они возвращались назад со сладкими обещаниями, которые всякий раз становилось невозможным исполнить, что вызывало разочарование и отчаяние.

Всякая попытка и всякий лишний опыт подтверждал тщетность усилий, что обращало массы в гнев подобно тому, как гневается раненый человек. Сдерживать свои накипевшие чувства было уже не в их силах. Таким образом, они потеряли терпение и восстали из чувства протеста, желая положить конец своим тяготам и непрекращающейся нужде. Снова и снова они сталкивались с условиями, подогревающими наступление мстительного отчаяния. Таким образом, повсеместно находились группы, собиравшиеся и перешептывающиеся о чем-то важном и опасном.

Именно в этот неспокойный период Абу Зарр Аль-Гафари принялся всячески критиковать создавшиеся условия, независимо от обоснования, которое мы могли бы предоставить для егот критики. Он бросал вызов обществу, государству и всякому из правящей клики в самой непримиримой манере, в соответствии с логикой Ислама, представленной в Коране, Сунне и продиктованной традициями поведения. Он крайне резко критиковал всех, кто нарушает законы этой логики.

Он видел и чувствовал, что все больше людей привлекаются роскошью, бежали к ней, будто проходя сквозь зараженную местность, все вместе и каждый в отдельности, стремясь к комфортной жизни, что понуждало их принимать мышление, распущенность и поведение беспечных людей. Таким образом, он создал для себя и своих последователей преграду против этого потока. Он следовал повсюду, проповедуя принципы в таких выражениях, которые напоминали людям о том, что Пророк обещал им, и что они сами слышали от него. Но некоторые люди оказались слишком привязаны к новому стилю жизни. Таким образом, они выступали против него, а он в свою очередь выступал против них, и шел далее в самых смелых выражениях, нимало не заботясь о том, вызовут ли они гнев или довольство окружающих.

Абу Зарр четко верил, что представление о человеческой жизни основано на добродетели, и только добродетельный обладает правом называться человеком. Таким образом, для каждого было существенно добиваться добродетелей и бросать все свои силы на воплощение их, устанавливая ее принципы и ценности. С другой стороны, все те, кто все свои силы посвятил накоплению личных средств и проведению жизни в неге и комфорте, были не более чем скотиной, дорвавшейся до кормушки, нашедшей дорогу к удовлетворению собственных желаний. По его мнению, если человек посвящает все свои силы достижению мирских удовольствий, таким образом, он превращается в животного, с той лишь разницей, что он обладает способностью воображать и мыслить. Что же касается человечности как таковой, то она такой личности незнакома вовсе. Чтобы стать человеком и оставаться им, ему придется вести иной образ жизни, основанный на добродетели. А добродетель, по его мнению, заключалась в действии и простоте.

Она требует от нас работать, действовать и бороться на сколько хватит наших сил. Она также требует от нас отказаться от всех видов роскоши и комфорта и не утопить себя в юношеских страстях. Она ожидает от нас подавления телесных желаний, отдавая предпочтение духовным.

Нет ничего более ущербного для человеческого существования, нежели следовать по течению жизни. Такое движение напоминает точильный камень, который движется, но при этом остается на месте. Разница между человеком и животным в том, что первый движет жизнью, в то время как второе движимо ею само. Человек всегда ищет превосходства через свою душу, которая есть подлинная жизнь, ее цель, ее совесть и нравственность. Таким образом, для жизни необходимо иметь движение и добродетель – в непременном союзе – затем, чтобы стать людьми, мы должны действовать и проявлять самоотречение. Если мы только действуем, то удовлетворяем человеческую составляющую нашего действия, стремясь к чему-то лежащему ниже нашего уровня, поскольку жизнь становится слишком сложной, когда мы оставляем ее на откуп противоречивым страстям и желаниям. Таким образом, он (Абу Зарр) убежденно взывал к людям о том, что они должны действовать и проявлять самоотречение, или, другими словами, работать, но не копить и складывать богатство. Он противостоял идее собирания золота и серебра в самой жесткой манере, как это выражено в кораническом стихе, который он осмыслил и который звучит следующим образом:

А те, которые собирают золото и серебро, и не расходуют из них на пути Аллаха, тем возвести о мучительном наказании

Он также рассматривал государство по аналогии с личностью. Если государство накапливает богатство и при этом не самоотрекается, оно обречено на развал и на становление жертвой собственной амбициозности. Таким образом, он также бросал вызов государству, как и отдельным личностям, и сражался против общественного и коллективного накопительства также, как и против личного. Он направлял свои атаки на мир дворцов и роскошной жизни. Он смотрел на такую жизнь как на могильщика высоких идеалов и благородных стремлений. Такая жизнь заставляет караван человечности остаовиться и застрять в грязи. Этот караван превращается в траурную процессию, когда мы пытаемся войти в жизнь страстей и похоти.

Кроме того, он также чувствовал боль человеческой нужды. Он чувствовал, что государство прибегает к законническим отговоркам, дабы лишить людей присущих им прав, и чтобы завладеть коллективным и общественным богатством, дабы распределить его между людьми, которые его не заслуживают. Таким образом, он заключил, что только избранное правительство обладает правом на общественные фонды из государственной казны. Называть эти деньги «собственностью Бога» было просто игрой в термины, и способом заполучить над ними безраздельный контроль. Соответственно, он обрушился с гневной атакой на это терминологическое несоответствие, призывая, чтобы средства были названы «собственностью мусульман», что согласно формулировке законно ограничит свободу присваивать их и сделает для правителей обязательным распределять их среди масс и признавать их право на эти средства.

Призыв Абу Зарра достиг такой напряженности, что это заставило амбициозных и эгоистичных людей избегать его, где бы и когда бы они не повстречали его на пути. Эффект и влияние этого призыва были усилены тем фактом, что Абу Зарр цитировал высказывания Пророка, услышанные им непосредственно от него.

Движение в Куфе было сильнее, нежели в других местах. Именно здесь была написана «петиция о правах» с требованием реформ. Но к этой петиции правящие власти никогда не относились благосклонно, а, напротив, с полным пренебрежением. Таким образом, люди сплотились вместе, чтобы настаивать на своих требованиях. Али бин Аби Талиб действовал как посредник между ними и Халифом, результат чего выразился в форме обещаний смягчения условий. Но едва они покинули Медину, как верховный правитель направил Муавию, чтобы арестовать их всех, когда они достигнут Химса. С большими трудностями они были освобождены. И снова они вернулись в Медину со старыми требованиями реформ. Представляется, что они полностью подготовились ко враждебным действиям, независимо от возможных последствий и экстремальных ситуаций, к которым они могли бы привести. Петиция содержала следующие требования:

А) Смещение всех, ранее допущенных к управлению, в особенности – Марвана бин Аль-Хакама;

Б) Заново принять налоговую политику, которой следовал Пророк, при отказе от политики, которой следовал второй халиф, которая все еще оставалась в силе;

В) Ограничить амбициозные устремления курайшитов;

Г) Ограничить власть наместников и правителей, что ограничит их возможность присваивать себе налоги и общественную казну;

Д) Лишить правителей возможности притеснять и унижать простой народ.

Делегации стали проникать в Медину под предлогом совершения Хаджжа, скрывая свои намерения кровопролития и революции. Слухи распространились по Медине и критика правительства разрослась как пожар в джунглях. Новости достигли Али, в результате чего он стал опасаться возможных последствий. Таким образом, он предпринял инициативу и встретился с Усманом, говоря ему: «Там люди говорили мне о тебе, и, Бог свидетель, я не знаю, что тебе сказать. Я не знаю ничего, что было бы скрыто от тебя, и не могу указать тебе ни на что, что тебе самому не было бы прекрасно известно. Ты знаешь то же, что и мы знаем. Когда бы мы ни узнавали что-то, мы давали тебе знать, и когда бы что-либо не было сказано нам, мы уведомляли тебя об этом. Мы никогда не скрывали чего-либо для самих себя. Я видел Пророка, слышал его и был его сподвижником. Ибн Аби Кахафа (Абу Бакр) был не лучше в установлении правды, нежели ты, и также Умар не заслуживал добра больше, нежели ты».

Затем он продолжал: «Клянусь Аллахом! Ты должен бояться Бога. Но ты – человек, который в своей слепоте даже не пытается видеть, хотя путь лежит ясно перед тобой». Когда Усман выразил свои извинения и сказал, что он просто следовал тому, что делал Умар, Али ответил ему: «Я могу сказать тебе, что Умар весьма тщательно наблюдал за действиями своих назначенцев. Если его ушей достигала жалоба на кого-либо из них, он жестко говорил с ним, но ты так не поступаешь. Ты стал слаб и окружил себя фаворитами». Когда Усман сказал ему, что Муавия был одним из тех, кто был назначен Умаром, который держал его на своем посту в течение всего периода халифата, и, таким образом, он лишь следовал по стопам Умара в этом отношении, Али прояснил ему разницу между двумя правлениями и сказал Усману: «Пускай Аллах наставит тебя! Ведомо ли тебе, что Муавия больше боялся Умара, чем Йарфа (раб Умара)?[1]». Усман ответил утвердительно. «Теперь же, сказал Али, Муавия делает вещи против твоих представлений и ты знаешь это. Затем он говорит людям, что сделал это по приказу Усмана. Когда это достигает тебя, ты ничего не предпринимаешь против Муавии».

Муавия непрестанно подстрекал Усмана против Али и пытался представить его в качестве примера крайнего давления на Усмана, говоря: «Таким образом он обращается с тобой, хотя ты – его руководитель, старше его, и его двоюродный брат. Что, ты полагаешь, он таит в своем сердце против тебя?». Аналогичные идеи были выражены Саадом бин Аль-Аасом и другими из числа его последователей и сподвижников, так что он решил избегать Али. Видя колебание в Усмане, Али ничего не оставалось как сказать: «Усман не желает выслушивать ничьих советов. Он назначил своими фаворитами и сподвижниками тех, кто обманывает его. Среди них нет ни одного, кто не присвоил бы себе участка земли, с которого он питается, угнетая местных жителей».

В течение этого периода, Амр бин Аль-Аас настраивал народ открыто против Усмана, открыто нападая на его политику, шпионя за ним и разглашая всякие разговоры, происходившие в доме Усмана. Не было ни одного человека, с кем был он встретился, не заронив в нем зерно ненависти против Усмана. Он использовал для этого всякую возможность и всякий удобный случай, так что сам об этом сказал: «Я – отец Абдуллаха. Когда я чешу рану, я полностью ее обнажаю, когда я встречаю овцу, я настраиваю ее против Усмана». И Усман, со своей стороны, искал его совета в присутствии своих сподвижников. При таких обстоятельствах Амр сказал Усману: «Я погляжу, ты посеял среди людей то, то вызывает их ненависть. Так что тебе следует принять решение, которое переменит это положение дел, иначе если ты откажешься, готовься отказаться от руководства. А если не хочешь этого, прими подобающее решение и воплощай его жестко». Когда он повстречался с Усманом на собрании кричащих и угрожающих бунтовщиков, Амр сказал ему: «О, Повелитель верующих! Ты достиг фатальной вершины и мы все вместе с тобой. Таким образом, тебе надлежит покаяться, а также и всем нам».

Также и Аиша резко перебила Усмана, когда тот обращался с речью к собранию, и сказала ему, имея в руках рубашку Пророка: «Эта рубашка Пророка еще не износилась, а ты уже сделал его Сунну устаревшей». И в то время Талха и Зубайр оказывали восставшим большую денежную помощь.

Воинственные толпы наступали со всех сторон. Можно было видеть и чувствовать острую боль. Бунтарский дух толпы достиг своей вершины, и они обрушились с яростью тигра. Али пытался всеми силами успокоить бунтовщиков, затушить их кипящий гнев.

Он заставил Усмана дать им обещание в течение трех дней принять решение.

Когда назначенный срок подошел к концу, они снова собрались вокруг его дома подобно горе, согласно описаниям историков. Усман попросил Марвана выйти к ним и поговорить, поскольку сам стыдился сделать это. Тогда Марван отправился к воротам, в то время как люди наваливались один на другого, и сказал им: «Что с вами случилось? Вы собрались здесь, как будто намерены разграбить дом! Будьте вы прокляты! Всякий получает вещь с позволения ее хозяина. Вы явились с намерением отобрать у нас нашу собственность. Убирайтесь! Во имя Аллаха, если вы нападете на нас, вас ожидают очень неприятные последствия, и тогда вы пожалеете о глупости своей затеи. Отправляйтесь обратно, клянусь Аллахом, мы не намерены отдавать вам то, чем владеем».

Это обращение было исполнено глупости и высокомерия, и было подобно искре, которая разожгла пламя восстания и ускорила события. Марван не только преуспел в возбуждении толпы, но и в том, что подвел Али, который обещал людям, что проблема будет решена в соответствии с их требованиями. Теперь он имел все основания, под влиянием обуревающих его чувств и эмоций толпы, сказать Усману: «Ты доволен Марваном, а не он – тобой, разве что в том, что ты исказил свою религию и свой разум. Ты – как ездовой верблюд, который идет туда, куда его поведут. Клянусь Аллахом! Марвану нечего сказать ни о религии, ни о самом себе. Да спасет нас Аллах! Я ясно вижу, что он навлечет на тебя беду, но не вытащит тебя из нее. От сего дня я не приду к тебе, ни чтобы предупредить, ни чтобы уговорить. Твоя слава померкла, и твоя игра проиграна».

Тогда жена Усмана Наиля пришла к Усману и сказала ему: «Должна ли я сказать или промолчать?». Усман попросил ее сказать. Она сказала: «Я слышала, что Али тебе сказал, и что он никогда не скажет тебе снова. Ты следуешь за Марваном, и он ведет тебя, куда пожелает». Усман спросил ее, что ему следует делать. Она ответила: «Бойся Аллаха и следуй путем двоих твоих сподвижников, поскольку если ты последуешь за Марваном, он убьет тебя. У него нет авторитета среди народа, который не любит его и не уважает. Люди оставили тебя по причине твоей привязанности к Марвану. Таким образом, тебе следует призвать Али и уладить ссору с ним. Он – твой родственник, и он – не против тебя». Усман тогда послал за Али, который отказался явиться, говоря: «Я уже сказал ему, что не вернусь к нему никогда».

То, как Марван говорил с народом от имени халифа, было слишком тяжело для Али, чтобы вынести. Он прекрасно понимал, что именно это обращение Марвана привело людей к критической точке – открытому и враждебному противостоянию. Оно разрушило все достижения его посредничества между Усманом и народом, а также заронило подлинные сомнения в сердца людей относительно серьезности и плодотворности такого посредничества. Именно поэтому, как это подтверждалось во всякую эпоху, он отступил и остался в стороне. Но несмотря на весь свой гнев, Али не мог и не переступил определенный рубеж, за которым его действия могли бы привести к катастрофе, которая преследовала бы его всю оставшуюся жизнь. Он опасался подобной катастрофы и остерегался самой мысли о том, что она разразится. Таким образом, ему было необходимо не заходить слишком далеко и не исчезать со сцены из-за позиции, занимаемой Усманом. Он взял инициативу в свои руки и направил двоих своих сыновей – принимая во внимание их влияние на людей – ради того, чтобы они могли предотвратить возможные инциденты. Когда он услышал, что люди осадили дом Усмана и отрезали поставку воды к нему, он отправил ему три кувшина воды и попросил своих сыновей, Хасана и Хусейна, отправиться со своими мечами на охрану его дома, так чтобы никто не мог причинить зло Усману. И тогда Хасан омылся кровью, когда его раб Канбар получил множественные раны.

Али был вполне доволен тем, как ему удалось уладить дела. Он был уверен, что события приобретут следующий оборот: Усман под давлением народа будет вынужден ответить на их требования, провести реформы и оставить своих фаворитов, в особенности Марвана, и он был уверен, что в присутствии двоих его сыновей с Усманом ничего не случится. Али полагал, что присутствие его сыновей будет подтверждением его противостояния тому, чтобы подвергать жизнь Усмана опасности, и все дела завершатся только тем, что будет положен конец тираническому правлению его фаворитов.

Это – то, что истории известно о роли Али и его сыновей в связи с убийством Усмана. С другой стороны, история зафиксировала, что находясь в осаде Усман написал Муавии, который находился в Сирии: «Несомненно, люди Медины обратились против меня. Они продемонстрировали неповиновение и нарушили присягу верности мне. Таким образом тебе следует отправить мне воинов из Сирии чего бы то ни стоило». Муавия, получив это письмо, промолчал и не ответил. Это – одна из ироний судьбы, что Амр бин Аль-Аас подстрекал людей на убийство Усмана, а Аиша открыто нападала и критиковала его, Муавия ничем ему не помог, а Талха и Зубайр помогали его противникам. И затем они стали тут и там созывать армии, требуя от Али отмщения за кровь Усмана, который сделал все возможное, чтобы дать ему добрый совет и заблаговременно предупредить его о том, что его ожидает, таким образом, став щитом Усмана против опасностей и трудностей.

Перевод: Т. Черниенко

Источник: Сайт религиозного объединения мусульман-джафаритов Санкт-Петербурга


_________________________ [1] Йарфа было имя раба Умара. Когда он видел Умара, он дрожал от страха, так что его страх перед Умаром вошел в пословицу